ПРА

[perebeia1]

Белолипова Вера Филипповна

Про детство ее рассказов не сохранилось. До замужества воспитывалась у
родственников, по всей видимости какое-то образование получила. Много читала
всегда, Лесков, Мельников-Печерский - ее любимые писатели. Евангелие всегда
лежало рядом с ее кроватью на этажерке. Евгения Онегина наизусть всего знала.
Но все это не афишировалось. А дворянское происхождение скрывалось даже от
детей. Перед самой смертью почти сказала только. Времена-то какие были. Всего
боялись. Да еще брат священник. Главное - муж красный командир полка, об этом
все знали, и это может и спасло всех ее потомков, никто не пострадал от
советской власти.
О жизнии ее до замужества тоже никаких рассказов. Тоже только незадолго до
смерти сказала, что она родственница Рахманинова, и жили они рядом в ранней
юности, и похоже он за ней слегка ухаживал. Но ей не нравился, уж больно тощий
был и некрасивый. Где именно они соседствовали - непонятно. Видимо до Самары
где-то в тех местах жили, где Рахманинов обитал. Или в гости к кому ездили туда.

Замуж выдали за Павла Миныча Белолипова, Он готовился стать священником и
учился в семинарии. А пока дьячком был. И что-то он там такое углядел в церкви,
безобразия какие-то. А поскольку натура он был темпераментная и мятущаяся,
молчать не мог и статью в газету Самарскую написал с разоблачениями. Не знаю,
какие это последствия имело для тех. кого он разоблачал, но ему и с семинарией
и со священством пришлось распроститься. И ко времени жениховства учился он уже
в военной академии, судя по тому, что с саблей свататься приходил. Жениха
своего только в церкви бабушка увидала. Когда свататься приезжал - глаз поднять
не посмела, как позвали в комнату. Только ноги кривые и саблю видела. Ни о
каких смонениях своих по поводу жениха никогда не говорила. Видно, целиком на
волю матери и родственников полагалась. И не зря, очень они друг друга любили и
очень счастливы были. Одна беда - детей у них долго не было. Стала бабушка
ездить по монастырям, много молилась. И не то через !
4 года, не то даже через 6, родилась у них дочь, Евлалия, по Святцам так
назвали, 4 сентября. Вот не могу вспомнить, в каком именно монастыре бабушка ее
вымолила, а ведь говорила она. Не то Дивеево, не то в Оптиной. В источник она
окуналась помню рассказывала. А бабушка Валя всегда говорила мне - я моленая!
А потом пошли детишки, один за одним. Николай - в честь брата может быть, или
по Святцам, дочери все по Святцам названы. Александра, Клавдия, Вера, Людмила.
Все похоже в отца темпераментом, как бабушка говорила - на боку дыру вертели,
непоседы.
Сохранилась дореволюционная фотография. Бабушка сидит, красивая, полная,
дедушка стоит с саблей, с усами, видно что в одной позе застыл только для
фотографии, кипяток. И дети ( не поню. не у нас фотка, кажется все кроме
младшей, она после смерти деда родилась)
Жили они наверное тогда уже не в Самаре, а в каком-то селе недалеко от нее. Из
дореволюционного их житья бабушка рассказывала, как отец ездил в город, видно на
учебу, и приезжал с мешком конфет для детей. И они дружно эти леденцы сосали, и
по всему дому эти леденцы были, и ко всем юбкам и штанам липли, куда ни сядь.
Может поэтому бабушка леденцы любила всегда. И называла - ландрин. Рассказывала
про их игры детские. Учила меня в казанки играть - это такие косточки, мосолки,
и как-то их друг о друга бить надо было, не помню уже. В карты, в Акульку. Даже
вдвоем с бабушкой в дестве мне было интересно, уж представляю с каким азартом
вся ватага ребятишек этих в нее резалась. И всякие приговорки - Акулина
высока, раздавила гусака... сколько в речи моих бабушек было каких-то вкусных и
емких слов и оборотов. Сейчас все это исчезает, вытеснятся словечками, которые
сын со своих тусовок приносит.
Никаких особенных событий в их жизни до революции не было. Только смерть
Коленьки. Простыл он сильно, но уже шел на поправку. И ночью попросил пить,а
бабушка кормила кого-то из дочерей, они почти погодки все. И сказала чтобы он
сам встал напился. Он и напился. В сенях из ковшика, ледяной воды. Видимо
осложнение какое-то получил и умер. Со мной бабушка Вера никогда не говорила о
нем. Да и ни с кем пожалуй. Мучало ли ее чувство вины - не знаю. Знаю, что
молилась о нем всю жизнь. И просила после ее смерти не забывать о нем, ее
умершем муже и дочери Вере, пропавшей в революцию.
- Я знаю, вы молиться не будете, так вы милостыню подайте, и попросите старушку
помолиться.
И так с детства у моей мамы и у меня эти три имени - Павел, Николай, Вера. И
милостыня не просто копеечки дать - а тут же - Павел, Николай, Вера. Помолитесь
бабушка. Странно, при полном нашем неверии тогдашнем это было свято. И не
просто в память о бабушке. Что-то важное за всем этим ощущали все-таки, и
настощее.