ЛАГЕРЯ (продолжение)
Oct. 8th, 2004 06:47 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Подружки по рыданью в лагере иногда оставались моими подружками и в городе. Но, как правило, ненадолго, рыдать было не о чем, и говорить тоже не о чем становилось.
Запомнилась Райка, которая была старше и выше меня, но рыдала еще громче и горше. У нее была еще одна причина рыдать. Она вообразила, что она не родная, а подкидыш. А вот младшая сестра Майка – та родная. Майку любят, а ее нет, притворяются только. С майкой мы потом в музыкалке учились, только она на скрипке. В ансамбле скрипачей играла потом. Недавно показали их старую запись по телеку, я просто прослезилась. Рыдала Райка безутешно. Разубедить ее было невозможно. Она приводила все новые и новые факты родительской нелюбви и своего сиротства. Я посоветовала ей поделиться с родителями своими подозрениями. В родительский день она так и сделала. Вернулась счастливая и успокоенная. Но потом снова начала рыдать и сомневаться. Это был первый мой опыт доморощенного психотерепевтического лечения. Не знаю, насколько удачный, но зависимость пациентки от доктора развилась ужасная. Райка ходила за мной по пятам и канючила, и канючила, и ждала моих утешений. Так что я даже несколько отвлеклась от основной темы и, кажется, дожила до конца смены. Да, точно дожила. Мы еще подложили сыну директора завода, толстому Вовке, пурген в кашу, которой нас кормили на завтрак в день отъезда. Ее обычно никто не ел, и все отдавали ненасытному Вовке. К сожалению, мы с ним в разные автобусы попали, и я так и не узнала, как он доехал. Хотя и пождала их автобус. Но тщетно, он сильно отстал. Видно, часто останавливался.
Еще были братья Карповы. То есть они были сестрами, их за гренадерский рост так звали. Кроме роста они не были похожи ничем. Собственно, в лагере я подружилась со Светкой, Томка приезжала с родителями на родительский день. Светка была тоже отменная рыдальщица. С ней мне рыдалось лучше всех. За ней бегали мальчишки, несмотря на ее плаксивость, а за мной нет. Но Светка на все ухаживания говорила им одно слово – дурачок. И все тут. Чтоб не мешали рыдать. С ней мы рыдали на качелях. Дождемся, когда никого нет, раскачаемся до небес и рыдаем, и рыдаем. Обычно нас все же отыскивал кто-то из Светкиных ухажеров и кричал с земли ерунду. А Светка с небес орала ему – дурачок.
Еще мы научились там играть в бадминтон. Очень увлеклись и обыгрывали весь лагерь. Кажется, со Светкой мы тоже дорыдали до конца смены. Потому что соглашались забрать кого-то одного из нас, не помню уже, ее или меня. Но оставить подругу рыдать в одиночестве было никак невозможно. А жили мы в соседних дворах, с балкона было видно друг друга. Теперь нет, я проверила, все так заросло деревьями, что я с трудом нашла Светкин дом. А тогда мы махали друг другу с балкона. И в городе встречались и ходили друг к другу в гости. Томку я видела редко, она училась на художницу в училище. Только от Светы все слышала – Томка то, Томка се, наша Томка. Она была очень умная, в отличие от простушки Светки. Но обе они были в большой обиде на родителей. На маму, зачем вышла за такого высоченного мужчину замуж. И они теперь обе такие гренадерши. На папу, зачем он такой высоченный. Папа у них был военный, красивый, здоровенный.
Не знаю, как случилось, но на следующий год мы снова поехали в лагерь все вместе. Судом каким нас присудили что ли. Открылся лагерь папиного завода, и конечно меня соблазнили лагерным бассейном, житьем в палатках и невиданными красотами природы и свободами, какие мне даруют, как замдиректорской дочке, вплоть до отдельной палатки и разрешения ходить в столовую не в строю. Я соблазнилась. И Светку соблазнила. Видимо, на случай если все же не понравится, чтоб было с кем рыдать в отдельной палатке. А Томка сама к нам напросилась. Еле папа сумел и ей путевку достать. Палатки оказались четырехместные. Так что к нам подселили еще одну девочку. Но недолго она выдержала житье с Томочкой. Сбежала в другую палатку. Бассейн оказался брезентом, натянутым в виде лохани, метров 10 в длину и 5 в ширину. Ничего хорошего. Мы и купаться в него не ходили. Кормили, правда, на убой. И мясо, и фрукты, и чего только не было. Но братья Карповы были недовольны. Не наедались. О чем жаловались родителям по телефону. Не дожидаясь родительского дня, папа приехал на военном вездеходе и привез им две полные сетки продуктов. Я просто обомлела от выпирающих из ячеек палок копченой колбасы, сыра, пирогов и прочей снеди. Мы бы и за месяц всей семьей столько не съели. Но они умяли быстро. Причем не толстели совсем обе никогда.
А потом на Томку напал бес. Как сейчас помню, сидим это мы в столовой, едим какой-то чуть не антрекот, и вдруг Томка отшвыривает от себя тарелку и говорит на всю столовую
- Ты куда нас завезла, еврейская морда? Это есть невозможно. Нахвалила, лагерь, лагерь… Зачем ты меня сюда уговорила? Одни воры и аферисты тут. И твой папа первый. Вы все евреи такие. Жри сама еврейская твоя морда. А я такое есть не буду.
Я мало сказать обомлела. За всю свою жизнь я ничего подобного не слыхала. И даже несколько забыла, какой национальности у меня морда, расслабилась совсем. От неожиданностия стала слабо оправдываться, что Томка сама вроде с нами просилась, никто не завлекал, ипапа мой в жизни копейки не брал чужой. Но это ее только сильнее распалило рассуждать о коварстве евреев. Светка пришикнула на нее, и это слегка помогло. А мне шепнула, чтобы я не обращала внимания, с ней бывает такое иногда, она и на родителей так напускается, хоть они и не евреи.
В столовой Томка выступать прекратила, но изводила меня в палатке. Все на ту же тему. К счастью, родители забрали ее в следующий же приезд, и мы остались со Светкой вдвоем. Свободы у нас и правда хватало. Ни на какие лагерные мероприятия мы не ходили, достаточно было отговориться каким пустяком. Обычно это были болезненные месячные, которые, получалось, не прекращались у нас всю смену. Мы валялись в палатке, загорали прямо в ней, подняв стенки, поедали провизию, привезенную родителями, толстели и балдели. Даже не рыдали. Видимо, Томка сыграла роль еврейской козы, и после ее отъезда лагерная жизнь казалась раем. Согласились мы пойти почему-то в поход со всеми. И три дня топали по жаре с тяжеленными рюкзаками. Провизию поделили поровну всем нести, а нам и пионервожатому досталась сгущенка. Вожатый этот шел замыкающим, а поскольку процессия растянулась, и мы со Светкой не спешили, нюхали цветочки по дороге и присаживались на все пенечки, замыкал он непосредственно за нами, и подгонял как мог. Но безуспешно. Без лагерной дисциплины мы разболтались совершенно, и к концу путешествия он нес оба наших рюкзака и только не нас самих еще, лошадищ таких. Подходили мы к месту привала последними, когда уже доваривался обед на костре. Как раз сгущенку положить нашу в какао. Правда, пару банок мы слопали по дороге. Убедили вожатого, что изнемогаем и не дойдем, если не подкрепиться. Короче, вели себя не намного лучше Томочки. Видно, бес ее к нам перебежал, не хотел из лагеря уезжать. Тем более что в городе Томочка встретила нас как ни в чем ни бывало, радостная и вежливая.
На братьях Карповых я впервые в жизни увидела колготки, и от них же это название услышала. Папа им откуда-то привез. Году так в 65. Я тогда не очень поняла, зачем они нужны и чем лучше чулок..
После отъезда из Черниковки мы с ними потерялись. А встретились на нашей последней квартире, оказались со Светкой в одном дворе опять. Она была замужем за военным, тоже красивым и здоровенным, растила дочь и работала тоже где-то при воинской части. Томка так и не вышла замуж. Потом они переехали на другую квартиру. Я встретила их случайно на остановке лет 5 назад. Томка вела Свету, еле передвигающую ноги, лицо перекошено, еле говорит. Мыла раму на каком-то субботнике на работе, и она упала и дала ей по башке. А через несколько лет развилась опухоль. Какой-то светило приезжал в Уфу, и она попала к нему на операцию. Чуть не полдня он ее оперировал. А Томка все это время стояла в церкви и молилась. И все прошло благополучно. Муж оставил Светку, как только она заболела. Томка во всем помогала. И еще раз я встретила ее через год, она шла уже одна, бодренько, и с лицом почти все было в порядке. И даже муж просился назад, но она не захотела. Обменялись, конечно, и адресами и телефонами, и так и не созвонились больше.
Такова моя лагерная жизнь. Я прошла все уфимские лагеря. Была в Чесноковке, в Кыршадах, в Ключарево, в Соколе, в лагере БНЗС, вобщем, не счесть всех ходок моих, надо было татуировки делать.
И что вы думаете, своего ребенка я тоже засунула в лагерь, еще до школы! Папочка уговорил. Свежий воздух, да Любина сестра там в первом отряде, проследит за ней. Не понимаю, как я могла поддаться на его уговоры. Но его напору трудно было не поддаться. Иначе фиг бы я за него замуж вышла. Неделю я металась из угла в угол, и муж еле удерживал меня, чтобы не понеслась забирать. К тому же ему каждый вечер звонили из лагеря и докладывали, что все в порядке. В первые же выходные помчались навещать. Прижала к себе свою чумазую Машу, отмыв, увидела румянец во всю щеку, какого в городе сроду не было, и успокоилась. Но Маша заболела ангиной, и прожила там всего дней 10. Больше в лагеря она не ездила. Только в 8 кажется классе, с подружкой, сама захотела. Но это были уже не те лагеря. И пили, и курили все, и трахались. Так что они пешком ушли из этого лагеря и на попутке домой приехали.
Запомнилась Райка, которая была старше и выше меня, но рыдала еще громче и горше. У нее была еще одна причина рыдать. Она вообразила, что она не родная, а подкидыш. А вот младшая сестра Майка – та родная. Майку любят, а ее нет, притворяются только. С майкой мы потом в музыкалке учились, только она на скрипке. В ансамбле скрипачей играла потом. Недавно показали их старую запись по телеку, я просто прослезилась. Рыдала Райка безутешно. Разубедить ее было невозможно. Она приводила все новые и новые факты родительской нелюбви и своего сиротства. Я посоветовала ей поделиться с родителями своими подозрениями. В родительский день она так и сделала. Вернулась счастливая и успокоенная. Но потом снова начала рыдать и сомневаться. Это был первый мой опыт доморощенного психотерепевтического лечения. Не знаю, насколько удачный, но зависимость пациентки от доктора развилась ужасная. Райка ходила за мной по пятам и канючила, и канючила, и ждала моих утешений. Так что я даже несколько отвлеклась от основной темы и, кажется, дожила до конца смены. Да, точно дожила. Мы еще подложили сыну директора завода, толстому Вовке, пурген в кашу, которой нас кормили на завтрак в день отъезда. Ее обычно никто не ел, и все отдавали ненасытному Вовке. К сожалению, мы с ним в разные автобусы попали, и я так и не узнала, как он доехал. Хотя и пождала их автобус. Но тщетно, он сильно отстал. Видно, часто останавливался.
Еще были братья Карповы. То есть они были сестрами, их за гренадерский рост так звали. Кроме роста они не были похожи ничем. Собственно, в лагере я подружилась со Светкой, Томка приезжала с родителями на родительский день. Светка была тоже отменная рыдальщица. С ней мне рыдалось лучше всех. За ней бегали мальчишки, несмотря на ее плаксивость, а за мной нет. Но Светка на все ухаживания говорила им одно слово – дурачок. И все тут. Чтоб не мешали рыдать. С ней мы рыдали на качелях. Дождемся, когда никого нет, раскачаемся до небес и рыдаем, и рыдаем. Обычно нас все же отыскивал кто-то из Светкиных ухажеров и кричал с земли ерунду. А Светка с небес орала ему – дурачок.
Еще мы научились там играть в бадминтон. Очень увлеклись и обыгрывали весь лагерь. Кажется, со Светкой мы тоже дорыдали до конца смены. Потому что соглашались забрать кого-то одного из нас, не помню уже, ее или меня. Но оставить подругу рыдать в одиночестве было никак невозможно. А жили мы в соседних дворах, с балкона было видно друг друга. Теперь нет, я проверила, все так заросло деревьями, что я с трудом нашла Светкин дом. А тогда мы махали друг другу с балкона. И в городе встречались и ходили друг к другу в гости. Томку я видела редко, она училась на художницу в училище. Только от Светы все слышала – Томка то, Томка се, наша Томка. Она была очень умная, в отличие от простушки Светки. Но обе они были в большой обиде на родителей. На маму, зачем вышла за такого высоченного мужчину замуж. И они теперь обе такие гренадерши. На папу, зачем он такой высоченный. Папа у них был военный, красивый, здоровенный.
Не знаю, как случилось, но на следующий год мы снова поехали в лагерь все вместе. Судом каким нас присудили что ли. Открылся лагерь папиного завода, и конечно меня соблазнили лагерным бассейном, житьем в палатках и невиданными красотами природы и свободами, какие мне даруют, как замдиректорской дочке, вплоть до отдельной палатки и разрешения ходить в столовую не в строю. Я соблазнилась. И Светку соблазнила. Видимо, на случай если все же не понравится, чтоб было с кем рыдать в отдельной палатке. А Томка сама к нам напросилась. Еле папа сумел и ей путевку достать. Палатки оказались четырехместные. Так что к нам подселили еще одну девочку. Но недолго она выдержала житье с Томочкой. Сбежала в другую палатку. Бассейн оказался брезентом, натянутым в виде лохани, метров 10 в длину и 5 в ширину. Ничего хорошего. Мы и купаться в него не ходили. Кормили, правда, на убой. И мясо, и фрукты, и чего только не было. Но братья Карповы были недовольны. Не наедались. О чем жаловались родителям по телефону. Не дожидаясь родительского дня, папа приехал на военном вездеходе и привез им две полные сетки продуктов. Я просто обомлела от выпирающих из ячеек палок копченой колбасы, сыра, пирогов и прочей снеди. Мы бы и за месяц всей семьей столько не съели. Но они умяли быстро. Причем не толстели совсем обе никогда.
А потом на Томку напал бес. Как сейчас помню, сидим это мы в столовой, едим какой-то чуть не антрекот, и вдруг Томка отшвыривает от себя тарелку и говорит на всю столовую
- Ты куда нас завезла, еврейская морда? Это есть невозможно. Нахвалила, лагерь, лагерь… Зачем ты меня сюда уговорила? Одни воры и аферисты тут. И твой папа первый. Вы все евреи такие. Жри сама еврейская твоя морда. А я такое есть не буду.
Я мало сказать обомлела. За всю свою жизнь я ничего подобного не слыхала. И даже несколько забыла, какой национальности у меня морда, расслабилась совсем. От неожиданностия стала слабо оправдываться, что Томка сама вроде с нами просилась, никто не завлекал, ипапа мой в жизни копейки не брал чужой. Но это ее только сильнее распалило рассуждать о коварстве евреев. Светка пришикнула на нее, и это слегка помогло. А мне шепнула, чтобы я не обращала внимания, с ней бывает такое иногда, она и на родителей так напускается, хоть они и не евреи.
В столовой Томка выступать прекратила, но изводила меня в палатке. Все на ту же тему. К счастью, родители забрали ее в следующий же приезд, и мы остались со Светкой вдвоем. Свободы у нас и правда хватало. Ни на какие лагерные мероприятия мы не ходили, достаточно было отговориться каким пустяком. Обычно это были болезненные месячные, которые, получалось, не прекращались у нас всю смену. Мы валялись в палатке, загорали прямо в ней, подняв стенки, поедали провизию, привезенную родителями, толстели и балдели. Даже не рыдали. Видимо, Томка сыграла роль еврейской козы, и после ее отъезда лагерная жизнь казалась раем. Согласились мы пойти почему-то в поход со всеми. И три дня топали по жаре с тяжеленными рюкзаками. Провизию поделили поровну всем нести, а нам и пионервожатому досталась сгущенка. Вожатый этот шел замыкающим, а поскольку процессия растянулась, и мы со Светкой не спешили, нюхали цветочки по дороге и присаживались на все пенечки, замыкал он непосредственно за нами, и подгонял как мог. Но безуспешно. Без лагерной дисциплины мы разболтались совершенно, и к концу путешествия он нес оба наших рюкзака и только не нас самих еще, лошадищ таких. Подходили мы к месту привала последними, когда уже доваривался обед на костре. Как раз сгущенку положить нашу в какао. Правда, пару банок мы слопали по дороге. Убедили вожатого, что изнемогаем и не дойдем, если не подкрепиться. Короче, вели себя не намного лучше Томочки. Видно, бес ее к нам перебежал, не хотел из лагеря уезжать. Тем более что в городе Томочка встретила нас как ни в чем ни бывало, радостная и вежливая.
На братьях Карповых я впервые в жизни увидела колготки, и от них же это название услышала. Папа им откуда-то привез. Году так в 65. Я тогда не очень поняла, зачем они нужны и чем лучше чулок..
После отъезда из Черниковки мы с ними потерялись. А встретились на нашей последней квартире, оказались со Светкой в одном дворе опять. Она была замужем за военным, тоже красивым и здоровенным, растила дочь и работала тоже где-то при воинской части. Томка так и не вышла замуж. Потом они переехали на другую квартиру. Я встретила их случайно на остановке лет 5 назад. Томка вела Свету, еле передвигающую ноги, лицо перекошено, еле говорит. Мыла раму на каком-то субботнике на работе, и она упала и дала ей по башке. А через несколько лет развилась опухоль. Какой-то светило приезжал в Уфу, и она попала к нему на операцию. Чуть не полдня он ее оперировал. А Томка все это время стояла в церкви и молилась. И все прошло благополучно. Муж оставил Светку, как только она заболела. Томка во всем помогала. И еще раз я встретила ее через год, она шла уже одна, бодренько, и с лицом почти все было в порядке. И даже муж просился назад, но она не захотела. Обменялись, конечно, и адресами и телефонами, и так и не созвонились больше.
Такова моя лагерная жизнь. Я прошла все уфимские лагеря. Была в Чесноковке, в Кыршадах, в Ключарево, в Соколе, в лагере БНЗС, вобщем, не счесть всех ходок моих, надо было татуировки делать.
И что вы думаете, своего ребенка я тоже засунула в лагерь, еще до школы! Папочка уговорил. Свежий воздух, да Любина сестра там в первом отряде, проследит за ней. Не понимаю, как я могла поддаться на его уговоры. Но его напору трудно было не поддаться. Иначе фиг бы я за него замуж вышла. Неделю я металась из угла в угол, и муж еле удерживал меня, чтобы не понеслась забирать. К тому же ему каждый вечер звонили из лагеря и докладывали, что все в порядке. В первые же выходные помчались навещать. Прижала к себе свою чумазую Машу, отмыв, увидела румянец во всю щеку, какого в городе сроду не было, и успокоилась. Но Маша заболела ангиной, и прожила там всего дней 10. Больше в лагеря она не ездила. Только в 8 кажется классе, с подружкой, сама захотела. Но это были уже не те лагеря. И пили, и курили все, и трахались. Так что они пешком ушли из этого лагеря и на попутке домой приехали.
no subject
Date: 2004-10-09 06:22 pm (UTC)