Седьмой дом
Oct. 18th, 2005 04:04 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
perebeia1Мы вернулись в старую часть Уфы, в центр. 20 лет назад мы уехали отсюда в другой тогда город Черниковск, и долго поэтапно возвращались обратно. Теперь мы с родителями, сделавшими крюк аж через Севастополь, живем в восьмом доме, в квартале от того места, где стоял наш первый дом.
А седьмой достался нам так. В нем сначала жили родители. Недалеко оттуда была квартира папиных родителей. Но бабушка уехала в Крым еще когда мы все жили на Парковой. Там заболел ее брат, он остался совсем один, и бабушка поехала за ним ухаживать. После его смерти остался дом в Алупке, в котором по тогдашним законам кто-то непременно должен был жить или потеряешь его. Продать его долго было нельзя, потому что шла какая-то бесконечная тяжба с соседкой, которая, поухаживав какое-то время за бабушкиным братом, тоже претендовала на дом. Тяжбе конца не было видно, а дед тем временем все ветшал. Сначала ходили его кормить и обихаживать, потом одному ему стало совсем невозможно. Соединили его и нашу однокомнатную в хорошую полнометражную двухкомнатную квартиру за парком Якутова. Там была коммуналка, и вид она имела просто жуткий. Родители предлагали нам в нее въехать, но мы никогда не потянули бы ремонта, который там требовался. Да и с лежачим уже дедом в своей маленькой квартирке им было бы неудобно. Так что мы въехали в их квартиру, а они в бывшую коммуналку. И довольно быстро привели ее в порядок. Просто прелесть квартирка получилась, даже встроенных шкафов понаделали по типу купе теперешних.
А наша была на Крупской, в тихом центре. Построили среди старых домишек обкомовский дом, внешне как всегда ничего особенного, пятиэтажка. Но с шикарными по тогдашним временам квартирами. Теперь эта пятиэтажка потерялась на фоне банков и современных многоэтажек. Трех и четырехкомнатные квартиры там и правда были хорошие и просторные. Но было и несколько однокомнатных и двухкомнатных. Те были поменьше и какие-то стиснутые, видимо, чтобы выгадать место для трех и четырехкомнатных. У нас была небольшая квадратная прихожая, то есть большая по сравнению с теми, что строили обычно, метров 5 наверное. Комната 18 метров, приличная кухня, а вторая комната была совсем крохотная, меньше кухни. Зато высокие потолки, паркет, кафель в кухне и ванной, и даже колонка на случай, если отключат горячую воду. После однокомнатного скворечника просто дворец. На нашей площадке жил министр финансов, этажом выше - полковник КГБ, ниже - профессор мединститута, на первом этаже - главврач. Еще жило много нефтяных начальников разного калибра, заслуженные рабочие пара семей кажется, и наш слесарь и дворник в одном лице с семьей. Жили мы все дружно, ходили друг к другу за солью, оставляли ключи при надобности, беседовали при встрече и гуляя с детьми и внуками, невзирая ни на какие чины или отсутствие оных. В сквере Маяковского бегал по утрам сам Шакиров, тогдашний первый секретарь, без всякой охраны, я здоровалась с ним по дороге на работу. Вот когда демократия-то была! И никакой особенной разницы в уровне жизни не было. Уж во всяком случае не такая, как сейчас. У министра финансов вообще ободранная мебель стояла. У него четверо детей было взрослых, все скромные и приветливые. Хороший был дом. И соседи все хорошие. Да и знали мы большинство из них давно.
Новоселье отпраздновали сразу на коробках, так как в переезде помогали все друзья. Мужская их часть в основном. Я все шикала на всех, чтобы не шумели, как на старой квартире. Сосед родителей очень сокрушался, что они переезжают, уж очень ценил их за тишину, и обрадовался, что на их место их дети едут. Почему-то решил, что и мы такие же тихие. Папа осторожно подготовил его, что у нас гости бывают, но и нас предупредил, чтоб особо не расходились. И я пошикивала на мужиков периодически, чтоб сильно не галдели. Песен у нас петь было не особо принято, а радиолу еще не распаковали. Но на беду Ирик призвал на помощь пару друзей своего босоногого детства. Один сразу ушел домой, а второй остался. И никакой гулянки без песен он не мыслил. Трепетом к соседу министру и второму, любителю тишины, он проникся не в достаточной степени. Совсем обойтись без песнопений наотрез отказался. Но сделал небольшую уступку.
- Я тихонько, фистулой.
Не знаю, что он считал фистулой. И как звучит его голос, когда не фистулой - тоже не знаю. Но достал он нас этой фистулой всех до печенок. И соседей до 5 этажа наверняка тоже. Унять его не представлялось возможным. Только с трудом вовлечем его в беседу, а он уже пригорюнился, затуманился и снова выводит - ой мороз, мороз… фистулой своей иерихонской. Долго мы эту фистулу вспоминали.
Родители отдали нам большой письменный стол от югославского гарнитура. Сбылась моя мечта. Он был такой красивый, двухсторонний, с внешней стороны тоже тумбы и две полочки еще. Поставили его наискосок у балкона. И кресло еще к нему крутящееся! Стеллажи с книгами. Еще один у входа в комнату соорудили. Не помещались уже книжки. Диванчик почти новый, шифонер, который до сих пор жив у меня. Маше в комнатку кровать и парту с полками. Больше туда ничего не влезало. Комод с зеркалом в прихожей, обеденный стол в кухню, большой такой, мы за ним много времени проводили тогда и гостей принимали. Шкафчики для посуды, полочки, и стали жить поживать в этом скудном интерьере, зато счастливо.
А седьмой достался нам так. В нем сначала жили родители. Недалеко оттуда была квартира папиных родителей. Но бабушка уехала в Крым еще когда мы все жили на Парковой. Там заболел ее брат, он остался совсем один, и бабушка поехала за ним ухаживать. После его смерти остался дом в Алупке, в котором по тогдашним законам кто-то непременно должен был жить или потеряешь его. Продать его долго было нельзя, потому что шла какая-то бесконечная тяжба с соседкой, которая, поухаживав какое-то время за бабушкиным братом, тоже претендовала на дом. Тяжбе конца не было видно, а дед тем временем все ветшал. Сначала ходили его кормить и обихаживать, потом одному ему стало совсем невозможно. Соединили его и нашу однокомнатную в хорошую полнометражную двухкомнатную квартиру за парком Якутова. Там была коммуналка, и вид она имела просто жуткий. Родители предлагали нам в нее въехать, но мы никогда не потянули бы ремонта, который там требовался. Да и с лежачим уже дедом в своей маленькой квартирке им было бы неудобно. Так что мы въехали в их квартиру, а они в бывшую коммуналку. И довольно быстро привели ее в порядок. Просто прелесть квартирка получилась, даже встроенных шкафов понаделали по типу купе теперешних.
А наша была на Крупской, в тихом центре. Построили среди старых домишек обкомовский дом, внешне как всегда ничего особенного, пятиэтажка. Но с шикарными по тогдашним временам квартирами. Теперь эта пятиэтажка потерялась на фоне банков и современных многоэтажек. Трех и четырехкомнатные квартиры там и правда были хорошие и просторные. Но было и несколько однокомнатных и двухкомнатных. Те были поменьше и какие-то стиснутые, видимо, чтобы выгадать место для трех и четырехкомнатных. У нас была небольшая квадратная прихожая, то есть большая по сравнению с теми, что строили обычно, метров 5 наверное. Комната 18 метров, приличная кухня, а вторая комната была совсем крохотная, меньше кухни. Зато высокие потолки, паркет, кафель в кухне и ванной, и даже колонка на случай, если отключат горячую воду. После однокомнатного скворечника просто дворец. На нашей площадке жил министр финансов, этажом выше - полковник КГБ, ниже - профессор мединститута, на первом этаже - главврач. Еще жило много нефтяных начальников разного калибра, заслуженные рабочие пара семей кажется, и наш слесарь и дворник в одном лице с семьей. Жили мы все дружно, ходили друг к другу за солью, оставляли ключи при надобности, беседовали при встрече и гуляя с детьми и внуками, невзирая ни на какие чины или отсутствие оных. В сквере Маяковского бегал по утрам сам Шакиров, тогдашний первый секретарь, без всякой охраны, я здоровалась с ним по дороге на работу. Вот когда демократия-то была! И никакой особенной разницы в уровне жизни не было. Уж во всяком случае не такая, как сейчас. У министра финансов вообще ободранная мебель стояла. У него четверо детей было взрослых, все скромные и приветливые. Хороший был дом. И соседи все хорошие. Да и знали мы большинство из них давно.
Новоселье отпраздновали сразу на коробках, так как в переезде помогали все друзья. Мужская их часть в основном. Я все шикала на всех, чтобы не шумели, как на старой квартире. Сосед родителей очень сокрушался, что они переезжают, уж очень ценил их за тишину, и обрадовался, что на их место их дети едут. Почему-то решил, что и мы такие же тихие. Папа осторожно подготовил его, что у нас гости бывают, но и нас предупредил, чтоб особо не расходились. И я пошикивала на мужиков периодически, чтоб сильно не галдели. Песен у нас петь было не особо принято, а радиолу еще не распаковали. Но на беду Ирик призвал на помощь пару друзей своего босоногого детства. Один сразу ушел домой, а второй остался. И никакой гулянки без песен он не мыслил. Трепетом к соседу министру и второму, любителю тишины, он проникся не в достаточной степени. Совсем обойтись без песнопений наотрез отказался. Но сделал небольшую уступку.
- Я тихонько, фистулой.
Не знаю, что он считал фистулой. И как звучит его голос, когда не фистулой - тоже не знаю. Но достал он нас этой фистулой всех до печенок. И соседей до 5 этажа наверняка тоже. Унять его не представлялось возможным. Только с трудом вовлечем его в беседу, а он уже пригорюнился, затуманился и снова выводит - ой мороз, мороз… фистулой своей иерихонской. Долго мы эту фистулу вспоминали.
Родители отдали нам большой письменный стол от югославского гарнитура. Сбылась моя мечта. Он был такой красивый, двухсторонний, с внешней стороны тоже тумбы и две полочки еще. Поставили его наискосок у балкона. И кресло еще к нему крутящееся! Стеллажи с книгами. Еще один у входа в комнату соорудили. Не помещались уже книжки. Диванчик почти новый, шифонер, который до сих пор жив у меня. Маше в комнатку кровать и парту с полками. Больше туда ничего не влезало. Комод с зеркалом в прихожей, обеденный стол в кухню, большой такой, мы за ним много времени проводили тогда и гостей принимали. Шкафчики для посуды, полочки, и стали жить поживать в этом скудном интерьере, зато счастливо.
