Как нас трясло КГБ
Aug. 28th, 2013 10:11 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
perebeia1Началась эта история на первом и последнем дне рождения моем, который я праздновала весело и по-настоящему, в 25 лет. Помню, сшила новое платье, с висюльками, симпатичное такое. И еще в первый и последний раз в жизни изготовила сама наливочку из черемухи, очень удачно, гости нахваливали. Вечеринка вышла шумная и веселая, как всегда. У нас всегда весело было, все более-менее интересные люди уфимские у нас собирались, и приезжие тоже. Все мечтали в гости попасть. Правда, к тому времени мы остепенились и зажили семейной жизнью. Просто так в дом ввалиться уже не принято было, как раньше. К полуночи гости в основном разошлись, не выпито вино и торт не съеден, и посуда перемыта. Остались близкие друзья и соседи, кому не ехать далеко. Я грешным делом ждала, когда все лишние разойдутся, чтобы за преферанс засесть. Это тогда у нас вместо интернета и компьютерных игр было, такой же азарт. А пока сидели за столом и мирно беседовали.
На златом крыльце сидели:
Сосед Юра с женой, у которых была, наверное, лучшая в городе библиотека. Тот самый Юра, который меня на работу устроил. Они мне такой альбом подарили тогда! Юрка вообще был моим гуру. У него было два слова только в качестве рецензии: чушь или читай. Он молча приносил книжку и говорил – читай! На все вопросы твердил свое – читай! И я читала. И ни разу не пожалела, что прочла. Ну и чушью обзывал именно чушь.
Мой подруг Валера.
Другой Валерка с невестой, недавний друг, балагур и весельчак, у Рабиновича в СТЭМе играл. Они мне Даля подарили, пословицы, настольная книга моя до сих пор. Даже в Киев с собой привезла.
Это мы у них на свадьбе, я свидетельницей была, все свадебные фото им испортила, такая толстая была тогда. Да еще кофточку дико желтую сшила
Костя, ныне покойный, одноклассник наш с мужем. А я с ним еще в детский сад ходила. Тут он уже потолстел. И я еще толще. Справа жена его.
Гуля, моя подруга. Ирка Д. познакомила, одноклассницы они были. Она занималась тем, что пыталась стать актрисой. Упорно поступала год за годом, наконец, поступила в Ярославле, была отчислена за профнепригодность, снова поступила в ЛГИТМИК с какой-то попытки, на театроведение кажется или что-то в этом роде. Рассказывала легенды в духе Хлестакова, как она с Товстоноговым на дружеской ноге и он без нее ни один спектакль не ставит. В тот момент была в академе, как она говорила, но, скорее всего, уже вылетевши. А еще у нее были ноги, как на египетских фресках. Такие же длинные и неестественно узкие ступни. За что муж звал ее египтоногой. Еще из особых примет у нее были довольно красивые и выразительные жутко черные глаза. Но вставлены они были в лицо, словно плохо слепленное из желтой пористой глины, так что мало ее выручали. Звали ее Гузель, что значит прекрасная.
Сосед снизу, милейший и тишайший интеллигентный мальчик. Похожий на кролика из Вини Пуха. То есть настолько похожий, что мультфильмовский кролик не шаржем на него, а портретом выглядел. Вот только стоило этому скромняге и тихоне выпить, он превращался в какого-то бешеного фавна. Кидался на женщин и не давал проходу, особенно большим и толстым. Так что я от него больше всех страдала. Куда ни пойду – он загородка путя моего. И рвется меня целовать. Но поскольку сам он росту был маленького совсем и не мог дотянуться, то он либо подпрыгивал, либо карабкался на меня. Всегда неудачно, я успевала его небрежно смахнуть, или кто из гостей помогал. Все привыкли к такой его особенности и не особо обращали внимание. В остальном он был чудесный умненький и тихий мальчик. Вот с него-то все и началось.
К концу вечеринки он пришел в себя, прекратил на меня карабкаться и беседовал о только что прочитанном Докторе Живаго, перепечатку где-то раздобыл. Ее уже успел муж мой прочесть, и я почти дочитала. И имела неосторожность сказать, что что-то мне не особо нравится, даже дочитать не могу. Юра-гуру приказал – читай! А Костя стал подъезжать, что раз ты не торопишься, может, потом дочитаешь, а раз уж я здесь, то дай мне пока почитать, буквально на два дня. Кролику-фавну не очень хотелось так далеко от дома книжку отпускать, но по доброте и мягкости характера отказать он не смог. И счастливый Костя уволок книжку читать.
В преферанс мне сыграть не удалось в тот вечер. Остались 4 мужика, и ни один не пожелал уступить мне место, хоть я и именинница. Потому что играть я ни фига не умела, и им со мной было неинтересно. Разозлилась я страшно и ушла спать. На том вечеринка и закончилась.
Прошло два дня. Дожидаюсь я мужа с работы – нету. Это не было нормой нашей жизни, и я волновалась, куда он подевался. Явился в десятом часу, трезвый. Сказал, что все это время провел на допросах в КГБ. И вот что поведал.
Утром к Косте на работу заявились два молодца в штатском, но с удостоверениями. И спросили, прочитал ли он уже Живаго. Костя пытался дурачком прикинуться, но молодцы обнаружили такое подробное знание где, когда и у кого он взял эту книгу, что отпираться было глупо. Поехали домой забирать книжку. Не нашли. Забрали все перепечатки, какие были. У него Стругацких много было. Поехали к жене на работу, а она, оказывается, книгу отцу своему отдала почитать. К нему поперлись. Полдня колесили, пока нашли. С добычей отвезли Костю в контору. И там долго компостировали мозги и выспрашивали про друзей, с кем встречаются да что читают. Поскольку Костя у нас болезненный и худенький до теловычитания был, держали его недолго. И отпустили с наказом ничего друзьям не рассказывать об их встрече. Костя конечно тут же позвонил мужу как вышел. А тот уже никого предупредить больше не успел, потому что тут же за ним и пришли. И тоже повели домой библиотеку осматривать. И тоже забрали все перепечатки. Даже те, которые сделаны были официально в Ленинке. Я стала пенять мужу, с какой такой радости он их отдал. И зачем вообще в квартиру их пустил, без ордера на обыск. Муж орал, что вот меня вызовут, подержат там часик-другой, и он посмотрит, как я буду после этого ордера требовать. Я уверяла, что потребую, хоть весь день пусть держат. Правда, надо сказать, что у мужа это была не первая встреча с конторой. На первом курсе они с другом Вовкой, начитавшись Гривадия Горпожакса, написали пародийный роман “Голубая спина”. Самыми крамольными словами в нем были “он взял ее за комсомольский значок” и “борец за свободу грязных негров”. Но контора не вздремнула и пресекла. И тоже было явление к нам на дом за рукописью с Вовкой. Я сдуру все чай пить их приглашала, мало ли с кем там Вовка пришел, почем я знаю. Гости же. Все извинялась, что последнюю главу перепечатать не успела. Но все обошлось, постращали и отстали, изъяв рукопись.
Но тут мы переключились на более важную проблему. Дело в том, что соседа, владельца книги, мы предупредили, и всех участников и свидетелей беседы о книжке тоже, кроме египтоногой подруги, у которой не было телефона. А веселенький Валера отбывал учительскую повинность на краю Башкирии в глухой деревне, откуда сам изредка звонил, и больше никакой связи не было с ним. А расспрашивали о нем больше всех почему-то. И вот изобретались планы, как его упредить, что тут происходит. Дальше мне все вспоминается как комедия. Участники злополучной беседы о Живаго пробирались к нам тайком и под покровом ночи. Всерьез обсуждалось, следят ли за домом, установили ли жучки и т.п. Разговаривали на эти темы, засунув головы в стенной шкаф. Почему сочли, что там безопасно – не знаю. По телефону говорили оттуда же, их шкафа. А я хохотала над всем этим до упаду. Из шкафа неслось на меня – дура! дохохочешься, вот ужо тебя вызовут. А я просто дождаться не могла этого вызова. Но меня все не вызывали.
Потом как-то до всех дошло, что никак контора не могла ничего узнать, кроме как от одного из сидевших тогда за столом. Принялись было вычислять, но так стало от этого всем погано, что тут же и бросили и никогда больше не пытались.
Была еще проблема. Невеста Валерина. Она не то чтобы дура была, вовсе нет. И читала что-то, и в музыке разбиралась, и поговорить могла. Но вот запомнить некоторые вещи – никак. И вся компания ее обучала, в наличии каких книг можно признаваться, что в руках держала и читала, а в каких ни в коем случае нельзя. Составили два списка, и заставили затвердить. В шкафу конечно. Оттуда же и проверяли ее. А я все хохотала.
Валерку вызвали телеграммой на переговоры. План был такой. Туманными намеками вызвать его в Уфу и прямо в аэропорту встретить и упредить. Собрались все читатели Живаго на этот разговор. Первой туманно намекала невеста. Как она соскучилась и прямо сейчас хочет его видеть. Валерка радовался такой к нему любви, и рассказывал, что соскучился тоже, но приехать никак не может. Потом намекал мой муж. И тоже говорил, как соскучился, и помнит ли он некоего доктора, которого все мы знаем, а теперь вот он пропал. Валера ничего не понимал. Третьим намекал хозяин книжки. Тот напустил такого туману, что Валера наконец обеспокоился, что тут у нас происходит. В ответ твердили – прилетай, тогда узнаешь. Замороченный Валера обещал прилететь в выходные. Едва повесили трубку, раздался звонок из конторы. У мужа поинтересовались, когда же прилетает Валера и каким рейсом. Так что телефон и правда прослушивали. Вся компания углубилась в шкаф и долго там совещалась. А я стала с тех пор звонить мужу на работу с домашнего телефона и подолгу долбить его, зачем он отдал книги, которые вовсе никакая не крамола, и когда заберет их обратно. И гадать, какие библиотеки небось у ГБшников за счет таких добреньких и пугливых. Вот ужо вызовут меня, я поинтересуюсь. Но меня не вызывали. Вызвали невесту с плохой памятью. Она показала на этот раз чудеса запоминания, все книжки по спискам запомнила. Только перепутала, какой список запрещенный, а какой нет. Так и перечислила в серии мои любимые книжки и Собачье сердце, и Зияющие высоты. Но как-то не очень опечалила этим допрашивающих. Видимо, поняли, что ей никакое чтение ничем повредить не сможет.
Наконец Валера радостно сообщил, что прилетает в воскресенье и очень соскучился обо всех. Контора опять тут же перезвонила и уточнила рейс. Но заговорщики надеялись все же перехватить его и упредить любой ценой. Меня встречать не взяли. Боялись, что я нападу на контору, если она там окажется, или ляпну им чего. Так что я, к сожалению, всю эту канитель не видела. Со слов мужа только.
А случилось так, что в этот же день и час мужу надо было деда еще встречать из Свердловска. И пока он его встретил и усадил в такси, все и произошло. Когда обиженный, что одного отправляют, дед, отъехал наконец, муж кинулся искать Валерку и встречающих. А они все врассыпную ходили для конспирации. И не видать никого. Наконец мимо прошел Костя, сделал вид, что не знаком, и прошипел – птичка в клетке. Муж ничего не понял. Костя махнул в сторону машины. В ней и сидел наш Валера в окружении конторских молодцев. Его прямо с трапа сняли. Испуганная невеста моталась по площади перед аэропортом в поисках жениха. Валера настоял, чтобы ему дали с ней проститься. Невеста отставать не хотела, и ее повезли вместе с ним.
Мы стали ждать их возвращения, ясное дело, что к нам придут сразу. Держали Валеру дольше всех. Но зато все стало ясно. Валера рассказал о беседе подробно. Меньше напугался похоже. Потому что попросил объяснить, в чем его вина и какой закон он нарушил. И ему объяснили. Оказывается. Вся литература, чтение которой отслеживает контора, делится на три категории:
1.Идейно ущербная. Всякие там Пастернаки-Мандельштамы-Ахматовы. Ее можно читать, можно о ней говорить, можно давать почитать другим. Но нужно понимать, что она идейно ущербная. Этого достаточно.
2.Идейно вредная. Типа Доктора Живаго. Если она у тебя есть – ладно. Можешь ее читать тихонько. Но давать читать другим – нельзя. Это уже пропаганда идейно вредных взглядов. За что мы и пострадали.
3.Антисоветская. Собачье сердце, Зияющие высоты и т.п. Эту нельзя держать дома и вообще лучше не знать о ней. За нее могут посадить в тюрьму.
Это меня несколько испугало наконец. Мы все это читали с восторгом. Но как-то пронесло.
Но дело было не в книжках. Подбирались именно к Валере, и не из-за них. А из-за его друга Бориса Развеева. Компромат на него собирали. Был такой известный диссидент из Уфы. А они с Валерой дружили. Диссидентство его заключалось в каких-то высказываниях, которые разносили вражьи голоса, в работе в церкви, а главное, чем он прославился – тем, что вместо собачки водил на веревочке свинью. Так и говорили – Развеев, который свинью на веревочке водил. Наш гостеприимный дом он как-то миновал, что очень странно, а вот с Валерой дружил. Но к тому времени пути их давно разошлись. Как только контора в этом убедилась, от всех отстали. Книг так никому и не вернули. И меня так и не вызвали на допрос. Хотя дельце на меня там лежит, не тонкая папочка говорят. Друзья из конторы рассказывали. Ругались на меня – ты почему не встала на собрании, когда гимн играли?? Не знаешь, что всех снимают в это время? Не, я не знала. А не встала потому что беременная была, и не когда гимн играли, а когда почетный президиум оглашали. И не встану ни за что, хоть что делайте. Пусть дело лежит.
А Развеева все же посадили позже. В тюрьме ему явился Серафим Саровский и сказал, что быть ему священником. Ну, это все теперь знают. И он действительно стал священником. Я познакомилась с ним уже как с о.Борисом. Мне очень нравилось у него на службах. И прихожане его любили. И помог он мне пару раз в трудных ситуациях. Потом он служил в Москве, не то на Новодевичьем, не то на Ваганьковском. Был благочинным во Франции и Испании. И еще оказалось, что он друг моей свахи и крестил ее и мою сноху. И был одноклассником наших лучших друзей, о которых речь еще впереди будет. Так тесен уфимский мир.
Со всеми, сидевшими тогда за столом в мой день рождения, на златом крылечке нашей молодости, пути мои разошлись. Изредка видимся, или что-то слышим друг о друге. Кроме египтоногой подруги. Она на моем горизонте не появилась ни разу. Как в воду канула. И все равно я не хочу думать, кто настучал. И никогда не думала. Это все равно, что лезть в дырку деревенского сортира. Только сама измажешься. И никто из нас не думал и не говорил об этом. И дружили мы еще долго все. Просто жизнь всех растащила в разные стороны потом. Нет уже в живых ни о.Бориса, на наших лучших друзей, его одноклассников. А Живаго я не скоро дочитала и все равно он мне не понравился.
На златом крыльце сидели:
Сосед Юра с женой, у которых была, наверное, лучшая в городе библиотека. Тот самый Юра, который меня на работу устроил. Они мне такой альбом подарили тогда! Юрка вообще был моим гуру. У него было два слова только в качестве рецензии: чушь или читай. Он молча приносил книжку и говорил – читай! На все вопросы твердил свое – читай! И я читала. И ни разу не пожалела, что прочла. Ну и чушью обзывал именно чушь.
Мой подруг Валера.
Другой Валерка с невестой, недавний друг, балагур и весельчак, у Рабиновича в СТЭМе играл. Они мне Даля подарили, пословицы, настольная книга моя до сих пор. Даже в Киев с собой привезла.
Это мы у них на свадьбе, я свидетельницей была, все свадебные фото им испортила, такая толстая была тогда. Да еще кофточку дико желтую сшила
Костя, ныне покойный, одноклассник наш с мужем. А я с ним еще в детский сад ходила. Тут он уже потолстел. И я еще толще. Справа жена его.
Гуля, моя подруга. Ирка Д. познакомила, одноклассницы они были. Она занималась тем, что пыталась стать актрисой. Упорно поступала год за годом, наконец, поступила в Ярославле, была отчислена за профнепригодность, снова поступила в ЛГИТМИК с какой-то попытки, на театроведение кажется или что-то в этом роде. Рассказывала легенды в духе Хлестакова, как она с Товстоноговым на дружеской ноге и он без нее ни один спектакль не ставит. В тот момент была в академе, как она говорила, но, скорее всего, уже вылетевши. А еще у нее были ноги, как на египетских фресках. Такие же длинные и неестественно узкие ступни. За что муж звал ее египтоногой. Еще из особых примет у нее были довольно красивые и выразительные жутко черные глаза. Но вставлены они были в лицо, словно плохо слепленное из желтой пористой глины, так что мало ее выручали. Звали ее Гузель, что значит прекрасная.
Сосед снизу, милейший и тишайший интеллигентный мальчик. Похожий на кролика из Вини Пуха. То есть настолько похожий, что мультфильмовский кролик не шаржем на него, а портретом выглядел. Вот только стоило этому скромняге и тихоне выпить, он превращался в какого-то бешеного фавна. Кидался на женщин и не давал проходу, особенно большим и толстым. Так что я от него больше всех страдала. Куда ни пойду – он загородка путя моего. И рвется меня целовать. Но поскольку сам он росту был маленького совсем и не мог дотянуться, то он либо подпрыгивал, либо карабкался на меня. Всегда неудачно, я успевала его небрежно смахнуть, или кто из гостей помогал. Все привыкли к такой его особенности и не особо обращали внимание. В остальном он был чудесный умненький и тихий мальчик. Вот с него-то все и началось.
К концу вечеринки он пришел в себя, прекратил на меня карабкаться и беседовал о только что прочитанном Докторе Живаго, перепечатку где-то раздобыл. Ее уже успел муж мой прочесть, и я почти дочитала. И имела неосторожность сказать, что что-то мне не особо нравится, даже дочитать не могу. Юра-гуру приказал – читай! А Костя стал подъезжать, что раз ты не торопишься, может, потом дочитаешь, а раз уж я здесь, то дай мне пока почитать, буквально на два дня. Кролику-фавну не очень хотелось так далеко от дома книжку отпускать, но по доброте и мягкости характера отказать он не смог. И счастливый Костя уволок книжку читать.
В преферанс мне сыграть не удалось в тот вечер. Остались 4 мужика, и ни один не пожелал уступить мне место, хоть я и именинница. Потому что играть я ни фига не умела, и им со мной было неинтересно. Разозлилась я страшно и ушла спать. На том вечеринка и закончилась.
Прошло два дня. Дожидаюсь я мужа с работы – нету. Это не было нормой нашей жизни, и я волновалась, куда он подевался. Явился в десятом часу, трезвый. Сказал, что все это время провел на допросах в КГБ. И вот что поведал.
Утром к Косте на работу заявились два молодца в штатском, но с удостоверениями. И спросили, прочитал ли он уже Живаго. Костя пытался дурачком прикинуться, но молодцы обнаружили такое подробное знание где, когда и у кого он взял эту книгу, что отпираться было глупо. Поехали домой забирать книжку. Не нашли. Забрали все перепечатки, какие были. У него Стругацких много было. Поехали к жене на работу, а она, оказывается, книгу отцу своему отдала почитать. К нему поперлись. Полдня колесили, пока нашли. С добычей отвезли Костю в контору. И там долго компостировали мозги и выспрашивали про друзей, с кем встречаются да что читают. Поскольку Костя у нас болезненный и худенький до теловычитания был, держали его недолго. И отпустили с наказом ничего друзьям не рассказывать об их встрече. Костя конечно тут же позвонил мужу как вышел. А тот уже никого предупредить больше не успел, потому что тут же за ним и пришли. И тоже повели домой библиотеку осматривать. И тоже забрали все перепечатки. Даже те, которые сделаны были официально в Ленинке. Я стала пенять мужу, с какой такой радости он их отдал. И зачем вообще в квартиру их пустил, без ордера на обыск. Муж орал, что вот меня вызовут, подержат там часик-другой, и он посмотрит, как я буду после этого ордера требовать. Я уверяла, что потребую, хоть весь день пусть держат. Правда, надо сказать, что у мужа это была не первая встреча с конторой. На первом курсе они с другом Вовкой, начитавшись Гривадия Горпожакса, написали пародийный роман “Голубая спина”. Самыми крамольными словами в нем были “он взял ее за комсомольский значок” и “борец за свободу грязных негров”. Но контора не вздремнула и пресекла. И тоже было явление к нам на дом за рукописью с Вовкой. Я сдуру все чай пить их приглашала, мало ли с кем там Вовка пришел, почем я знаю. Гости же. Все извинялась, что последнюю главу перепечатать не успела. Но все обошлось, постращали и отстали, изъяв рукопись.
Но тут мы переключились на более важную проблему. Дело в том, что соседа, владельца книги, мы предупредили, и всех участников и свидетелей беседы о книжке тоже, кроме египтоногой подруги, у которой не было телефона. А веселенький Валера отбывал учительскую повинность на краю Башкирии в глухой деревне, откуда сам изредка звонил, и больше никакой связи не было с ним. А расспрашивали о нем больше всех почему-то. И вот изобретались планы, как его упредить, что тут происходит. Дальше мне все вспоминается как комедия. Участники злополучной беседы о Живаго пробирались к нам тайком и под покровом ночи. Всерьез обсуждалось, следят ли за домом, установили ли жучки и т.п. Разговаривали на эти темы, засунув головы в стенной шкаф. Почему сочли, что там безопасно – не знаю. По телефону говорили оттуда же, их шкафа. А я хохотала над всем этим до упаду. Из шкафа неслось на меня – дура! дохохочешься, вот ужо тебя вызовут. А я просто дождаться не могла этого вызова. Но меня все не вызывали.
Потом как-то до всех дошло, что никак контора не могла ничего узнать, кроме как от одного из сидевших тогда за столом. Принялись было вычислять, но так стало от этого всем погано, что тут же и бросили и никогда больше не пытались.
Была еще проблема. Невеста Валерина. Она не то чтобы дура была, вовсе нет. И читала что-то, и в музыке разбиралась, и поговорить могла. Но вот запомнить некоторые вещи – никак. И вся компания ее обучала, в наличии каких книг можно признаваться, что в руках держала и читала, а в каких ни в коем случае нельзя. Составили два списка, и заставили затвердить. В шкафу конечно. Оттуда же и проверяли ее. А я все хохотала.
Валерку вызвали телеграммой на переговоры. План был такой. Туманными намеками вызвать его в Уфу и прямо в аэропорту встретить и упредить. Собрались все читатели Живаго на этот разговор. Первой туманно намекала невеста. Как она соскучилась и прямо сейчас хочет его видеть. Валерка радовался такой к нему любви, и рассказывал, что соскучился тоже, но приехать никак не может. Потом намекал мой муж. И тоже говорил, как соскучился, и помнит ли он некоего доктора, которого все мы знаем, а теперь вот он пропал. Валера ничего не понимал. Третьим намекал хозяин книжки. Тот напустил такого туману, что Валера наконец обеспокоился, что тут у нас происходит. В ответ твердили – прилетай, тогда узнаешь. Замороченный Валера обещал прилететь в выходные. Едва повесили трубку, раздался звонок из конторы. У мужа поинтересовались, когда же прилетает Валера и каким рейсом. Так что телефон и правда прослушивали. Вся компания углубилась в шкаф и долго там совещалась. А я стала с тех пор звонить мужу на работу с домашнего телефона и подолгу долбить его, зачем он отдал книги, которые вовсе никакая не крамола, и когда заберет их обратно. И гадать, какие библиотеки небось у ГБшников за счет таких добреньких и пугливых. Вот ужо вызовут меня, я поинтересуюсь. Но меня не вызывали. Вызвали невесту с плохой памятью. Она показала на этот раз чудеса запоминания, все книжки по спискам запомнила. Только перепутала, какой список запрещенный, а какой нет. Так и перечислила в серии мои любимые книжки и Собачье сердце, и Зияющие высоты. Но как-то не очень опечалила этим допрашивающих. Видимо, поняли, что ей никакое чтение ничем повредить не сможет.
Наконец Валера радостно сообщил, что прилетает в воскресенье и очень соскучился обо всех. Контора опять тут же перезвонила и уточнила рейс. Но заговорщики надеялись все же перехватить его и упредить любой ценой. Меня встречать не взяли. Боялись, что я нападу на контору, если она там окажется, или ляпну им чего. Так что я, к сожалению, всю эту канитель не видела. Со слов мужа только.
А случилось так, что в этот же день и час мужу надо было деда еще встречать из Свердловска. И пока он его встретил и усадил в такси, все и произошло. Когда обиженный, что одного отправляют, дед, отъехал наконец, муж кинулся искать Валерку и встречающих. А они все врассыпную ходили для конспирации. И не видать никого. Наконец мимо прошел Костя, сделал вид, что не знаком, и прошипел – птичка в клетке. Муж ничего не понял. Костя махнул в сторону машины. В ней и сидел наш Валера в окружении конторских молодцев. Его прямо с трапа сняли. Испуганная невеста моталась по площади перед аэропортом в поисках жениха. Валера настоял, чтобы ему дали с ней проститься. Невеста отставать не хотела, и ее повезли вместе с ним.
Мы стали ждать их возвращения, ясное дело, что к нам придут сразу. Держали Валеру дольше всех. Но зато все стало ясно. Валера рассказал о беседе подробно. Меньше напугался похоже. Потому что попросил объяснить, в чем его вина и какой закон он нарушил. И ему объяснили. Оказывается. Вся литература, чтение которой отслеживает контора, делится на три категории:
1.Идейно ущербная. Всякие там Пастернаки-Мандельштамы-Ахматовы. Ее можно читать, можно о ней говорить, можно давать почитать другим. Но нужно понимать, что она идейно ущербная. Этого достаточно.
2.Идейно вредная. Типа Доктора Живаго. Если она у тебя есть – ладно. Можешь ее читать тихонько. Но давать читать другим – нельзя. Это уже пропаганда идейно вредных взглядов. За что мы и пострадали.
3.Антисоветская. Собачье сердце, Зияющие высоты и т.п. Эту нельзя держать дома и вообще лучше не знать о ней. За нее могут посадить в тюрьму.
Это меня несколько испугало наконец. Мы все это читали с восторгом. Но как-то пронесло.
Но дело было не в книжках. Подбирались именно к Валере, и не из-за них. А из-за его друга Бориса Развеева. Компромат на него собирали. Был такой известный диссидент из Уфы. А они с Валерой дружили. Диссидентство его заключалось в каких-то высказываниях, которые разносили вражьи голоса, в работе в церкви, а главное, чем он прославился – тем, что вместо собачки водил на веревочке свинью. Так и говорили – Развеев, который свинью на веревочке водил. Наш гостеприимный дом он как-то миновал, что очень странно, а вот с Валерой дружил. Но к тому времени пути их давно разошлись. Как только контора в этом убедилась, от всех отстали. Книг так никому и не вернули. И меня так и не вызвали на допрос. Хотя дельце на меня там лежит, не тонкая папочка говорят. Друзья из конторы рассказывали. Ругались на меня – ты почему не встала на собрании, когда гимн играли?? Не знаешь, что всех снимают в это время? Не, я не знала. А не встала потому что беременная была, и не когда гимн играли, а когда почетный президиум оглашали. И не встану ни за что, хоть что делайте. Пусть дело лежит.
А Развеева все же посадили позже. В тюрьме ему явился Серафим Саровский и сказал, что быть ему священником. Ну, это все теперь знают. И он действительно стал священником. Я познакомилась с ним уже как с о.Борисом. Мне очень нравилось у него на службах. И прихожане его любили. И помог он мне пару раз в трудных ситуациях. Потом он служил в Москве, не то на Новодевичьем, не то на Ваганьковском. Был благочинным во Франции и Испании. И еще оказалось, что он друг моей свахи и крестил ее и мою сноху. И был одноклассником наших лучших друзей, о которых речь еще впереди будет. Так тесен уфимский мир.
Со всеми, сидевшими тогда за столом в мой день рождения, на златом крылечке нашей молодости, пути мои разошлись. Изредка видимся, или что-то слышим друг о друге. Кроме египтоногой подруги. Она на моем горизонте не появилась ни разу. Как в воду канула. И все равно я не хочу думать, кто настучал. И никогда не думала. Это все равно, что лезть в дырку деревенского сортира. Только сама измажешься. И никто из нас не думал и не говорил об этом. И дружили мы еще долго все. Просто жизнь всех растащила в разные стороны потом. Нет уже в живых ни о.Бориса, на наших лучших друзей, его одноклассников. А Живаго я не скоро дочитала и все равно он мне не понравился.
