Офис семидесятых. Оклад жалованья
Aug. 2nd, 2013 10:24 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Надобно сказать, что приняли меня на работу с окладом 110 рублей. Да еще премии 30-40%, да уральские. Первый месяц, пока я читала учебник, мне было ужасно стыдно получать зарплату ни за что. Успокоилась я, когда наконец программу написала. Примерно раз в год мне добавляли по десятке к зарплате, как и всем. Потолком было 150 рублей. Юрину программу я переделывала со 130 рублями. Поскольку народу к тому времени поувольнялось много и ставки освободились, ожидалось повышение зарплат, и я надеялась, что получу потолок. Все примерно знали, кому что светит. Когда начальник объявил нам наши новые зарплаты, я просто ушам не поверила. 150 дали Фанисе, которая самостоятельно толком ни одной программы не написала. А мне 140, как и Резеде, которая тоже вовсе не блистала и без посторонней помощи не могла написать ничего. К тому же и работали они меньше, чем я. Правда, начальник сказал, что повышает им зарплату несколько авансом, в надежде, что они подтянутся. Почему им надо было выдавать авансы, а мне нет - не объяснил. Фанису он вообще любил и опекал всегда. И обожал излагать ей свои толкования. Наверное, у нее одной хватало терпения его слушать и не выдавать своего раздражения. И оклад ей все время повышал авансом, объясняя это тем, что она живет в общежитии. Почему он считал, что одинокой девушке в общежитии требуется больше денег, чем семейной женщине с детьми в квартире - непонятно. К тому же она не была сиротой, и ей родители из Средней Азии помогали. Ну вот любил он ее и жалел, и все тут. Я потом не раз встречалась с такой необъяснимой любовью начальников к кому-то. Только так и не поняла, как можно карьеру человека ставить в зависимость от своего личного отношения. Наивная я. А в тот первый раз я была просто в бешенстве, обижена донельзя, всякое желание работать пропало. И не только я. Алка, Венера, которые проработали несколько лет, прежде чем получили этот потолок, тоже были обижены, что кому-то он достался просто так, ни за что, чуть не через год работы. Для Аллы это вообще стало последней каплей и она тут же уволилась. Не в десятке этой лишней дело было, и не в моих амбициях, никогда не было особых. Но все это казалось мне ужасно несправедливым и возмутительно обидным. Фаниса эта и до этого мне не нравилась. Хотя ничего конкретного не было, но я все время чувствовала ее неискренность, хитроватость, подхалимство. С тихой улыбкой скромницы она упорно шла к какой-то своей цели. Вскоре у нее появился кавалер, удивительной страшноты парнишка. Она вся светилась радостью и надеждой, но недолго это длилось, исчез он довольно быстро, а Фаниса оказалась беременной. Она скрывала это, сколько могла, но я почему-то всегда беременность чую, чуть не с первых недель. Все поняла, но помалкивала. Наконец, разглядели и остальные чуть не перед самым декретом. Все кинулись ее жалеть, кто-то предлагал найти ее недолгого кавалера, поставить перед фактом и заставить помогать. Но факт ему был известен и так и ни к какой помощи не подвиг. Поставить перед фактом призывала наивная Резеда. Мы никак не могли ее окунуть в реальность. Что факт весь в том, что никто Фанису не насиловал и не принуждал, авансов и предложений не делал, обещаний не давал. Что она совершеннолетняя, и сама отвечает за свои поступки.
Рожать Фанисушка уехала, кажется, домой, даже не знаю, вернулась ли потом, я к тому времени уже уволилась. Нет, не из-за этой десятки. Доконал меня начальник другим. Поскольку заказов не было, он решил нас учить программированию. Да-да. Он читал нам лекции, автор Беляев, которые велено было конспектировать, проводил опросы и контрольные, и даже экзамены собирался устроить. Но до экзаменов я не дотянула. Бог сжалился, и случайно подвернулась работа в Башнефти.
Я тускло помню свою первую работу. Все уже затерлось в памяти. Помню первое производственное собрание. Оно меня потрясло. Ну как могут взрослые люди сидеть и участвовать в этом представлении с докладами, поминанием политбюро и избранием его в почетный президиум? А уж обсуждение производственных вопросов было похоже на собрание на ликеро-водочном заводе. Только все были трезвые. Особенно, когда выступал наш начальник ИВЦ. Говорил он, конечно, только о хозяйственных делах. Помню, как он живописал нам, чего ему стоило выбить новые унитазы, сколько он побегал за ними, и какие они замечательные и новой конструкции. Особо он гордился тем, что выбил и бидэ. Знаете, что такое бидэ? И он начал уже объяснять, что это такое, для чего и как ими пользоваться. Насилу его уняли под хохот зала.
А еще я съездила в командировку в Москву. Начальница отдела эксплуатации, та самая племянница разведчика, заприметила меня и выпросила у Беляева на время. Прислали новую программу расчетов по труду в строительстве, а у нее некому было внедрять ее. За пару недель надо было все освоить и провести расчет. Это я еще только начинала работать. И я сидела день и ночь на машине, в основном ночь, когда она свободна, разбиралась с новой программой, пила чай с дежурными электрониками, потом шла поспать пару часиков и снова на работу. Зато заработала кучу отгулов и провела их с Машей. Потом вводила километры перфолент с информацией и проверяла расчеты. Познакомилась с отделом подготовки информации, там в основном молодые девчонки работали, завела себе там подружку Олю, с которой общаюсь до сих пор.
Я успела вовремя, но впритык, почтой отправить расчет уже не успевали. Начальница была довольна, и сказала - на фига я курьера буду посылать, езжай сама вези в Москву. И выбила мне командировку на неделю. И я счастливая прилетела в Москву. И стояла вечером в Домодедово, и все вокруг было другое, чудесное, не такое как в Уфе, и люди все высокие, это первым бросалось в глаза всегда после Уфы. Сдала отчет дежурному, отметила командировку - и гуляй неделю. Снова коммуналка на Тверской, спасибо, Линочка, за гостеприимство! Снова бродила по Москве от темна и до темна и ощущала такое счастье, будто попала в сказочную страну. Мне снова казалось, что вот-вот произойдет какое-то чудо, кто-то умный и интересный подойдет ко мне и заговорит, кто-нибудь из моих тогдашних кумиров, или вовсе мне неизвестный, такой умный и понимающий, и немного загадочный и грустный, каких я никогда не встречала, скажет какие-то волшебные слова, откроет во мне какие-то таланты, и жизнь изменится, и мне не нужно будет больше высиживать в пыльной конторе. Я становилась там снова ребенком, который ждет, что ему скажут неожиданно - девочка, хочешь сниматься в кино? Или что-то в этом роде.

Но никто ко мне не подходил, никто вообще на меня не смотрел, я была как невидимка. Растаращенные глазки провинциалки никому там не были нужны. Один раз в кафе подсел какой-то мужичок, довольно симпатичный, почирикал о том о сем, и предложил встретиться. Чуть поморщил лоб, и добавил - лучше в четверг, в четверг я свежее белье из прачечной забираю. Я и не поняла сначала, чуть не переспросила, причем тут его постельное белье. Нет, конечно, и в провинции нравы тогда были довольно свободные, но чтобы уж вот так прямо… случку какую-то назначать. Долго меня подташнивало от воспоминаний об этом эпизоде.
Снова была осень, я всегда почти попадала в Москву осенью или зимой. Снова было тепло, листья… Как я хочу попасть в ту Москву, семидесятых. И испытать ту радость, как когда я купила в магазине Наташа на углу Тверского и Горького чудный болгарский халатик без всякой очереди.

Рожать Фанисушка уехала, кажется, домой, даже не знаю, вернулась ли потом, я к тому времени уже уволилась. Нет, не из-за этой десятки. Доконал меня начальник другим. Поскольку заказов не было, он решил нас учить программированию. Да-да. Он читал нам лекции, автор Беляев, которые велено было конспектировать, проводил опросы и контрольные, и даже экзамены собирался устроить. Но до экзаменов я не дотянула. Бог сжалился, и случайно подвернулась работа в Башнефти.
Я тускло помню свою первую работу. Все уже затерлось в памяти. Помню первое производственное собрание. Оно меня потрясло. Ну как могут взрослые люди сидеть и участвовать в этом представлении с докладами, поминанием политбюро и избранием его в почетный президиум? А уж обсуждение производственных вопросов было похоже на собрание на ликеро-водочном заводе. Только все были трезвые. Особенно, когда выступал наш начальник ИВЦ. Говорил он, конечно, только о хозяйственных делах. Помню, как он живописал нам, чего ему стоило выбить новые унитазы, сколько он побегал за ними, и какие они замечательные и новой конструкции. Особо он гордился тем, что выбил и бидэ. Знаете, что такое бидэ? И он начал уже объяснять, что это такое, для чего и как ими пользоваться. Насилу его уняли под хохот зала.
А еще я съездила в командировку в Москву. Начальница отдела эксплуатации, та самая племянница разведчика, заприметила меня и выпросила у Беляева на время. Прислали новую программу расчетов по труду в строительстве, а у нее некому было внедрять ее. За пару недель надо было все освоить и провести расчет. Это я еще только начинала работать. И я сидела день и ночь на машине, в основном ночь, когда она свободна, разбиралась с новой программой, пила чай с дежурными электрониками, потом шла поспать пару часиков и снова на работу. Зато заработала кучу отгулов и провела их с Машей. Потом вводила километры перфолент с информацией и проверяла расчеты. Познакомилась с отделом подготовки информации, там в основном молодые девчонки работали, завела себе там подружку Олю, с которой общаюсь до сих пор.
Я успела вовремя, но впритык, почтой отправить расчет уже не успевали. Начальница была довольна, и сказала - на фига я курьера буду посылать, езжай сама вези в Москву. И выбила мне командировку на неделю. И я счастливая прилетела в Москву. И стояла вечером в Домодедово, и все вокруг было другое, чудесное, не такое как в Уфе, и люди все высокие, это первым бросалось в глаза всегда после Уфы. Сдала отчет дежурному, отметила командировку - и гуляй неделю. Снова коммуналка на Тверской, спасибо, Линочка, за гостеприимство! Снова бродила по Москве от темна и до темна и ощущала такое счастье, будто попала в сказочную страну. Мне снова казалось, что вот-вот произойдет какое-то чудо, кто-то умный и интересный подойдет ко мне и заговорит, кто-нибудь из моих тогдашних кумиров, или вовсе мне неизвестный, такой умный и понимающий, и немного загадочный и грустный, каких я никогда не встречала, скажет какие-то волшебные слова, откроет во мне какие-то таланты, и жизнь изменится, и мне не нужно будет больше высиживать в пыльной конторе. Я становилась там снова ребенком, который ждет, что ему скажут неожиданно - девочка, хочешь сниматься в кино? Или что-то в этом роде.

Но никто ко мне не подходил, никто вообще на меня не смотрел, я была как невидимка. Растаращенные глазки провинциалки никому там не были нужны. Один раз в кафе подсел какой-то мужичок, довольно симпатичный, почирикал о том о сем, и предложил встретиться. Чуть поморщил лоб, и добавил - лучше в четверг, в четверг я свежее белье из прачечной забираю. Я и не поняла сначала, чуть не переспросила, причем тут его постельное белье. Нет, конечно, и в провинции нравы тогда были довольно свободные, но чтобы уж вот так прямо… случку какую-то назначать. Долго меня подташнивало от воспоминаний об этом эпизоде.
Снова была осень, я всегда почти попадала в Москву осенью или зимой. Снова было тепло, листья… Как я хочу попасть в ту Москву, семидесятых. И испытать ту радость, как когда я купила в магазине Наташа на углу Тверского и Горького чудный болгарский халатик без всякой очереди.
